Льюис форева

Перелистывал на днях "Письма Баламута":
"Она удивилась бы (я рассчитываю, что однажды она и впрямь удивится), если бы узнала, что  вся
ее  жизнь  порабощена этой разновидностью чувственности, а скрыто это от нее потому, что ест она мало. Но  какое  нам  дело  до  количества,  если  можно использовать   человеческий   желудок  и  вкус  для  развития  недовольства, нетерпимости, немилосердия и эгоизма!
     Эта дама в надежных руках. Для официантов и гостеприимных хозяев она -- сущий ужас. Она всегда отказывается от того, что ей предлагают, и говорит  с легким  вздохом и полуулыбкой: "Ах что вы, мне ничего не надо, кроме чашечки чая, не крепкого,  но  и  не  слишком  жидкого,  и  малюсенького  хрустящего
сухарика..."  Ясна  тебе суть? Ей хочется съесть меньше и стоит это дешевле, чем то, что  ей  предлагают,  и  потому  она  никогда  не  воспринимает  как чревоугодие  свою  настойчивость, сколько бы хлопот ни доставила она другим. Балуя  свой  аппетит,  она  уверена,  что  упражняется  в   умеренности.   В
переполненном ресторане она вскрикивает при виде блюда, которое ставит перед ней  усталая  официантка,  и  говорит: "Ах, зачем мне столько! Уберите это и принесите примерно четверть..." Если бы ее спросили,  она  бы  сказала,  что поступает  так  из бережливости. А в действительности она это делает потому,
что та особая утонченность, которой  мы ее поработили, раздражается, если видит больше еды, чем ей в  данный момент хочется.
     Подлинное  значение спокойной, скромной работы, которую годами проводил  Лизоблюд,  можно  оценить  по  тому,  в  какой  степени  ее  желудок  сейчас господствует  над  всей  ее  жизнью. Пациентка  в том состоянии, которое мы назовем "мне  бы  только  хотелось".  Ей  бы  только  хотелось  как  следует заваренный  чай,  или  как  следует  сваренное яйцо, или кусочек как следует поджаренного хлеба. Но она никогда  не  находила  ни  прислугу,  ни  друзей, которые  могли  бы  сделать  эти простые блюда "как следует", ибо за ее "как следует" открывается ненасытное требование  точных  и  почти  неосуществимых
вкусовых  удовольствий, которые, как ей кажется, она испытала в прошлом. Это прошлое она описывает как времена,  "когда  еще  можно  было  найти  хорошую прислугу",   но   мы-то   знаем,  что  тогда  ее  вкусы  просто  было  легче удовлетворить и  она  предавалась  иным  усладам,  ставившим  ее  в  меньшую
зависимость  от  обеденного  стола.  Тем  временем  ежедневное разочарование приводит к ежедневному растущему раздражению, кухарки отказываются от места, дружеские чувства охладевают."

Почему-то мне всегда вспоминаются эти строки, когда слышу женские сетования, прекращающиеся лишь 23 февраля, что нормальных (нет-нет, не каких-то особенных, выдающихся, а просто нормальных!) мужчин ссовсем не осталось... Может быть, "нормальный мужчина" - это такой же фантастический образ, созданный Баламутом и его коллегами?