Будни планеты Плюк галактики Кин-дза-дза...

…Те, кто читал «Следы на воде» Кати Марголис, помнят, наверное, этот эпизод из детства Xенiи: вторая половина 80-х, уже года полтора как в СССР объявлена «перестройка»; девочка из интеллигентной семьи, пришедшая в полуподпольный домашний кружок изучать латынь и классическую культуру, обретает в нем новых друзей и знакомых… Стихи Горация, приобщение к мировой культуре… и на фоне всей этой насыщенной культурной жизни – трагедия, разворачивающаяся в Чистополе, где в лагере погибает вскоре после выхода из голодовки отец ее соученика по кружку. (Уже потом, после смерти Анатолия Марченко, который так и будет похоронен в лагере, Михаил Горбачев начнет освобождать политзаключенных, от которых, впрочем, почти каждый раз гебисты будут требовать подавать прошение о «помиловании» – но это потом…) Ощущение раздваивающейся реальности – будто одновременно существуют два абсолютно immiscible пласта жизни (в одном – латынь, Гораций, друзья, музеи… в другом – лагерные вышки и невиновные люди, брошенные за решетку или в психушки «за клевету на советский строй») – не покидает очень долго после того, как закрываешь книгу. И ровно такое же ощущение испытываешь, когда читаешь вышедший недавно на русском языке дневник Элен Берр, парижанки, еврейки двадцати с небольшим лет, правнучки выдающегося математика Мориса Леви, переживающей Катастрофу в оккупированном нацистами Париже и описывающей почти два ее года день за днем.

В дневнике, чудом уцелевшем – вначале у Анри, служанки Элен, потом – у Жана Моравецки, возлюбленного Элен, прожившего после войны долгую жизнь и в 1994 г. передавшего дневник Мариэтте Жоб, племяннице Элен, в дневнике, ждавшем своего часа 64 года, чтобы увидеть свет на родном языке, и более 70 лет – чтобы увидеть свет на русском (спасибо Наталье Мавлевич, переводчику), нет ничего из того, что описывают Франкл, Шаламов, Примо Леви и другие выжившие в нацистских или советских лагерях... (Нет – потому, что Элен описывает свою жизнь ДО; период, когда ее отец погибнет на операционном столе от рук лагерного врача, мать отправят в газовую камеру в Аушвице, а саму Элен, больную и ослабевшую, до смерти забьет охранница в Берген-Бельзене, в дневнике по понятным причинам не описан).